Одетта испустила крик и высвободила свои руки из рук короля. Она стояла перед ним, дрожа всем телом.
— Ваше величество, ваше величество, подумайте, что вы такое говорите! — воскликнула девушка.
— Я говорю, — продолжал Карл, — что теперь ты мне нужна все время. Ведь не я привел тебя сюда, не правда ли? Я и не знал, что ты существуешь на свете, а ты, ангельская душа, ты сама догадалась, что здесь страдают, и пришла. Я обязан тебе всем, потому что я обязан тебе моим рассудком, а в нем — моя сила, моя власть, мое королевство, моя империя. Ну что ж, иди! И я стану опять нищ и гол, каким был до тебя, ибо вместе с тобой уйдет мой разум. О! Я чувствую, что только от одной мысли потерять тебя, я лишаюсь рассудка. — Карл поднес руки ко лбу. — О господи, господи! — в страхе произнес он. — Неужели я снова сойду с ума? Боже милостивый, сжалься надо мной.
Одетта с криком бросилась к королю.
— О, ваше величество! Прошу вас, не надо так говорить.
Карл блуждающим взором глядел на Одетту.
— О, прошу вас, не глядите так на меня. Ваш безумный взгляд причиняет мне боль.
— Мне холодно, — сказал Карл.
Одетта бросилась к королю, обвила его обеими руками и со всем пылом невинной души прижала к своей груди, чтобы согреть его.
— Не надо, Одетта, не надо, — сказал король.
— Нет, нет, — говорила Одетта, словно не слыша его. — Вы излечитесь. Бог возьмет всю мою жизнь день за днем и оставит вам разум. А я буду подле вас, я не покину вас ни на минуту, ни на секунду, я все время буду здесь, всегда.
— Как сейчас, в моих объятьях? — молвил король.
— Да, как сейчас.
— И ты будешь любить меня? — продолжал Карл, усаживая ее к себе на колени.
— Я, я, — отвечала Одетта, бледнея, и, закрыв глаза, склонила свою растрепанную головку на плечо короля, — о, я не должна, я не смею.
Жарким поцелуем Карл закрыл ей рот.
— Государь, пощади, умираю, — прошептала девушка и лишилась чувств.
Одетта осталась.
Однажды, несколько дней спустя после тех событий, о которых мы только что поведали, в покои короля стремительно вошел мэтр Гийом и возвестил, что к королю пожаловала ее величество королева. Одетта сидела у ног Карла и, положив голову ему на колени, глядела на него.
— Вот как! — воскликнул Карл. — Она уже не опасается бедного безумца: ей сказали, что разум вернулся к нему и теперь она смело может подойти к логову зверя. Ну что ж, проводите госпожу Изабеллу в соседние покои.
Мэтр Гийом вышел.
— Что с тобой? — спросил король у Одетты.
— Ничего, — ответило дитя, смахивая с ресниц крупную слезу.
— Безумица! — сказал король и поцеловал девушку в лоб. Затем, взяв в обе руки ее голову, он бережно положил ее на кресло, а сам поднялся, поцеловал еще раз Одетту и вышел. Одетта не шелохнулась. Вдруг ей почудилось, что на нее легла какая-то тень, она обернулась.
— Его высочество герцог Орлеанский! — вскричала она и закрыла глаза руками.
— Одетта?! — произнес герцог и устремил на нее изумленный взгляд. — Ах, так это вы, милая, творите такие чудеса, — спустя мгновение с горечью сказал он. — Я не знал другой такой обольстительницы, я не знал никого другого, кто мог бы так лишать рассудка, но, оказывается, вы умеете и возвращать его.
Одетта вздохнула.
— Теперь, — продолжал герцог, — мне понятна ваша суровость, ваша неприступность; цыганка предсказала вам будущность королевы. Что вам любовь первого принца крови!
— Ваше высочество, — сказала Одетта, поднявшись и повернув к герцогу свое спокойное, строгое лицо, — когда я пришла к его величеству королю, я была не куртизанкой, которая ищет приключений, а жертвой, которая отдает себя на заклание. Найди я тогда близ короля принца крови, меня бы это поддержало, но я увидела лишь несчастного больного — вместо королевской короны на нем был терновый венец, — я увидела забытое богом существо, лишенное разума и простых инстинктов, даже того, которым природа одарила последнего из животных, — инстинкта самосохранения. Так вот, этот человек, этот несчастный еще вчера был вашим королем, прекрасным, молодым, могущественным, и вдруг ночь все перевернула; от захода до восхода солнца он словно прожил тридцать лет, его лоб сморщился, как у глубокого старца, от его могущества и следа не осталось, — даже воли к власти, — ведь вместе с рассудком он лишился и памяти. Меня до глубины души тронула эта зачахшая молодость, эта высохшая красота, эта ослабевшая сила, — горе потрясло меня. Королевство без трона, без скипетра, без короны, святое старинное королевство, жалко влачась, взывало о помощи — но ни звука в ответ; оно с мольбой протягивало руки — и никто не подал своей; оно исходило слезами — и никто не утер их. Тут-то я поняла: я избранница божья, мне назначено исполнить высокую, благородную миссию; когда случаются события, выходящие за рамки повседневных, обычные условности теряют смысл: истинное благодеяние здесь — ударом кинжала прикончить страдальца. Лучше потерять душу, но спасти жизнь, если это всего-навсего душа бедной девушки, а жизнь — жизнь великого короля.
Герцог Орлеанский в изумлении взирал на нее: этот поток красноречия, льющийся из сердца, произвел то же действие, как цветок, раскрывающийся в ночи.
— Вы странная девушка, Одетта, — вымолвил наконец герцог, — вы вкусите райское блаженство, если то, о чем вы поведали, — правда. Верю, что так оно и есть, и прошу простить меня за нанесенное оскорбление, — ведь я так вас любил.
— О ваше высочество, если б это вы были больны!..