Изабелла Баварская - Страница 74


К оглавлению

74

— Подумайте, монсеньер.

— Итак, двадцать пять: ни больше, ни меньше, — повторил коннетабль и вскочил в седло.

— Монсеньер, — сказал Леклерк, хватаясь за поводья, — монсеньер, — это наказание для слуг и вассалов, а я не то и не другое. Я свободный человек, свободный гражданин города Парижа. Прикажите две недели, месяц тюрьмы, — я повинуюсь.

— Не хватало еще, чтобы эти негодяи сами выбирали себе наказание. Прочь с дороги!

Он дал шпоры коню, конь рванулся вперед, а коннетабль своей железной перчаткой ударил по обнаженной голове Леклерка, и тот распростерся у ног солдат, которым предстояло исполнить приказ, полученный от коннетабля.

Солдаты с удовольствием исполняли такие приказы, когда жертвой был буржуа. Горожане и солдаты ненавидели друг друга, и случавшееся время от времени перемирие не могло потушить взаимной неприязни; нередко бывало, что по вечерам где-нибудь на пустынной улице встречались школяр и солдат, — тогда один хватался за дубинку, а другой — за шпагу. Мы вынуждены признать, что Перине Леклерк отнюдь не принадлежал к числу тех, кто в подобных случаях уступал дорогу, лишь бы избежать потасовки.

Людям коннетабля прямо-таки повезло, и когда Перине подкатился к их ногам, они оба набросились на него; очнулся Перине, когда его уже раздели до пояса и, связав над головой руки, прикрутили к суку, так что носки его ног едва касались земли; а затем, отцепив от поясов шпаги и положив их на землю, солдаты стали избивать Перине мягкими и эластичными ножнами с флегматичностью и размеренностью пастухов Вергилия.



Третий солдат подошел поближе и стал считать удары.

Сильное белое тело отразило первые удары; казалось, они не произвели никакого впечатления на того, кто их получил, хотя при свете луны видны были оставленные ими голубоватые полосы, но вскоре гибкие, как кнут, ножны стали вырывать при каждом взмахе ленты кожи из исполосованной спины. Самый звук ударов изменился: из пронзительно-свистящего он превратился в глухой, притупленный, похожий на хлюпанье грязи; к концу экзекуции солдаты били уже только одной рукой, другой они закрывали лицо от брызг крови и кусочков мяса, отлетавших от тела несчастного.

На двадцать пятом ударе солдаты, добрые католики, остановились, глядя на содеянное. Осужденный не испустил ни единого крика, не произнес ни слова жалобы.

Дело было сделано, один из солдат спокойно засовывал шпагу в ножны, другой в это время своею шпагой перерезал веревку, которой был привязан Перине.

Как только веревка оборвалась, Перине, которого только она и держала в стоячем положении, упал на землю, впился в нее зубами и лишился чувств.

Глава XIX

Спустя месяц после того, как все это случилось, Париж оказался в центре грандиозных политических событий.

Никогда крах не угрожал французской монархии до такой степени: три партии рвали на части королевство, каждая старалась выхватить кусок пожирнее.

Как мы уже говорили, в Нормандии высадился король Англии Генрих V вместе со своими братьями герцогами Кларенсом и Глостером. Он атаковал крепость Тур, которая после четырехдневного отпора капитулировала. Оттуда король Генрих V отправился на Кан, город подвергся осаде, защищали его сеньоры с прославленными именами — Лафайет и Монтене. Несмотря на упорное сопротивление, Кан был взят. К шуму новых побед примешалась память о победах, одержанных при Гонфлере и Азенкуре, — Нормандия пребывала в отчаянии. Более ста тысяч человек бежали и нашли убежище в Бретани; королю Англии достаточно было показаться или выслать вперед небольшую группу солдат — и город сдавался. Так пали города Аркур, Бомон-ле-Роже, Эвре, Фалез, Бэйе, Лизье, Кутанс, Сен-Ло, Авранш, Аржантон и Алансон. Лишь Шербур продержался дольше, чем все перечисленные города, вместе взятые, — его защищал Жан д’Анжен, — но и он, в свою очередь, вынужден был сдаться; а так как Шербур — это ворота в Нормандию, то вся Нормандия оказалась под властью Генриха V Английского.

Королева и герцог, со своей стороны, занимали Шампань, Бургундию, Пикардию и часть Иль-де-Франс; Санлис держал сторону Бургундцев. Жан де Вилье сеньор Л’Иль-Адан распоряжался в Понтуазе, но поскольку он был не в ладах с коннетаблем, обращавшимся с ним высокомерно, то отдал этот город, расположенный всего в нескольких лье от Парижа, герцогу Бургундскому, тот выслал туда подкрепление, а правителем оставил Л’Иль-Адана.

Остальная часть Франции, которою от имени короля и дофина правил коннетабль, была не в силах противостоять врагу, ибо к графу Арманьякскому, подтягивавшему свои войска к столице королевства, то и дело поступали жалобы от жителей городов и селений, где проходили его солдаты, что те грабят их, а солдаты и впрямь были голодны и давно не получали жалованья. Недовольство стало всеобщим, коннетабль не знал, кого ему больше бояться: своих или чужих.

Герцог Бургундский, отчаявшись овладеть Парижем силой, решил воспользоваться недовольством, которое вызывала политика короля, — этим недовольством король был обязан коннетаблю, — и обеспечить себе поддержку в городе. Преданные ему люди тайком проникли в Париж, группа заговорщиков готовилась открыть ему ворота Сен-Марсо. Некий служитель церкви, а также кучка горожан, живших поблизости, сделали вторые ключи от ворот и послали к герцогу человека, дабы предупредить того о дне и часе задуманного предприятия. Исполнение задания герцог возложил на Гектора де Савез, выказавшего храбрость и ловкость в деле похищения из Тура королевы, а сам с шестью тысячами человек отправился ему на подмогу.

74